***24***
.
читать дальше
Фредди пожал плечами. Небо окуталось ранним вечерним светом, при котором смягчились яркие краски весеннего убранства. Пора полдника давно прошла, время близилось к ужину; оба хоббита устали и изрядно проголодались. Они тащились по пыльной дороге, не имея ни малейшего понятия о том, что предпринять дальше. Выхода было два: вернуться к лагерю, скорее всего глубоко за полночь, или искать приют в окрестностях Хоббитона.
– Как думаешь, который сейчас час? – спросил Хэл.
– Понятия не имею. А зачем тебе?
– Ронни упомянул какой-то комендантский час, – Хэл поглядел на небо, будто надеясь прочитать в нём ответ. – Но толком не сказал, когда он наступает.
– Торговля ещё идёт, – без выражения заметил Фредди.
Мимо хоббитов быстро проехала тележка; пони управляла супружеская пара, сидевшая на козелках, сама тележка была гружена распроданным задарма добром. Другие хоббиты наоборот ещё только спешили на поляну, на ходу развязывая и завязывая кошельки и пересчитывая монеты.
Хэл вдруг остановился как вкопанный и обернулся вслед пробегавшим.
– Ты что? – спросил Фредди.
– Они про Лягинсов сказали. Их имущество распродают. Про штраф упомянули. Я должен глянуть, а ты лучше не ходи…
– С ума сошёл? – Фредди уже сбился со счёта, в который раз он вот так бежал вдогонку за своим сумасбродным приятелем. Хэл не ответил; не замедляя шаг, сорвал с шеи платок и перетянул себе челюсть, точно у него болели зубы, под сам платок запихал горсть сорванных на ходу листьев, будто приложенный к щеке компресс. Широкополую шляпу Хэл надвинул ниже на глаза. Едва поспевая следом, Фредди суматошно натянул на лоб платок и принялся наглаживать волосы на щёки. К его счастью за три месяца скитаний по холмам чёлка отросла почти до подбородка, но по мнению Фредди выглядела откровенно безобразно.
– Ну и что – Лягинс? – выкрикнул он, поравнявшись с Хэлом. – Что с того-то? Ты с ним знаком?
– Ты не понимаешь, – отмахнулся Хэл. На его лице замерло непривычное Фредди выражение, в котором одновременно сочетались злость решимость, отчаянность и что-то ещё, незнакомое. – Он же лучший краснодеревщик в округе! Да за его мебелью со всего Шира приезжали! Даже Гномы признавали его как мастера, а такое от них когда ещё услышишь! Я один раз был у него в доме – красота! Каждую вещицу он своими руками смастерил и сыновей мастерству учил. Меня вот тоже пытался учить. И что, все его вещи теперь с молотка пустят? Он же сам всё сделал! А как в долги попал? И дом, и земля, всё у Лягинсов было собственное!
Фредди хотел сказать, что с некоторых пор в Шире справедливости днём с лампой не отыщешь, но не стал подливать масла в огонь. Взгляд Хэла ему не нравился. Они быстро вышли к лугу и выбрали одну из тропинок. Фредди осторожно огляделся из-под нависшей чёлки и украдкой перевёл дух, убедившись, что до них с Хэлом никому нет дела. Одни хоббиты с завидной целеустремлённостью спешили к поляне, волоча пустые тачки и тележки, другие, уже нагруженные покупками, пыхтя и отдуваясь, плелись навстречу. И те и эти были слишком заняты, чтобы глазеть по сторонам и любоваться лицами встречных оборванцев. К самому шатру Хэл и Фредди пробиться не сумели, но в этом и не было необходимости: посреди поляны был наспех сколочен широкий помост. У края помоста стоял седовласый хоббит в парадных бриджах, рубашке и расшитом жилете, с деревянным молоточком в руке. Фредди узнал судью Нимсона, и не очень удивился: судью частенько звали заправлять продажами на больших аукционах, и тот этим немало гордился. Однако сегодня Нимсон изнывал от жары, пот тёк с его головы ручьями, что вынуждало судью ежеминутно промакивать блестящий лоб платочком, а его лицо изображало лишь страдание и раздражение. У дальнего края помоста стояли несколько хоббитов и Верзил. Хэл чувствительно ткнул Фредди в бок локтём и указал на немолодого хоббита – тот был просто одет, стоял, безвольно опустив руки и потупившись в пол. Это был старший Лягинс. Два хоббита помоложе – его сыновья – взгляд не опускали, наоборот, глядели с помоста гневно и с вызовом.
– Резное кресло, – зачитал с бумаги судья Нимсон. – Спинка с бархатной обивкой. Подставочка для ног…
– Ну и что дальше? – шепнул Фредди спустя некоторое время, в течение которого были распроданы кухонный шкафчик, прикроватная тумбочка и столик для писем. Он с самого начала не очень хорошо понимал, чего ради Хэл притащил их сюда, но решил терпеливо подождать, пока приятель поостынет. – Мы ничего не сделаем, и уж точно ничем не поможем…
Хэл кривил губы, хмурился и переминался с ноги на ногу. Всё это только усиливало подозрения Фредди.
– Я… думал, может получится с ним парой слов перекинуться…
– Вряд ли, – сказал Фредди, и тут ему в голову пришла мысль: – Если тюрьма сгорела, где, думаешь, теперь содержат должников или недовольных?
Хэл по любимой привычке передёрнул плечами.
– В бараках запирают? – но тут же взгляд его просветлел. – А, может быть, и впрямь удаться…
– Опять?
Пока хоббиты вполголоса перепирались, в торговле, очевидно, наступила какая-то замешка. Время тянулось, и в толпе постепенно стал нарождаться нетерпеливый гул. По задней лестнице на помост взошёл человек, мало того, что высокий, но и безобразно толстый – доски скрипели и прогибались под его тяжёлыми шагами. Со своего места Фредди мог разглядеть только его широченную спину и безволосый затылок. Верзила что-то выговаривал судье. Тот отвечал, не понижая голос и, со стороны было заметно, не особенно любезно. Препирательство длилось недолго; косо взглянув на безучастного старшего Лягинса, Нимсон, заметно колеблясь, объявил:
– Следующим лотом выставляется рабочий контракт мастера Лягинса-старшего. Сумма по контракту вносится покупателем единовременно, незамедлительно и сразу поступает в счёт покрытия долга семейства. Срок контракта непрерывен, неразрывен, составляет ровно два года с этого числа.
Среди хоббитов разом повисло недоумённое молчание. В почти полной тишине была громко озвучены сумма и пункты контракта, вызвавшие ещё большее недоумение. Например, пункт «о содержании» гласил, что из-за большого штрафа и долга Лягинса перед властями Шира на покупателя ложились обязательства по содержанию работника и ограничению его свободы. Хоббиты непонимающе обменивались взглядами и пожимали плечами. Сезонный договор по найму рабочего это куда не шло. Но два года содержать кого-то за свой счёт, кормить, поить, следить, чтобы не сбежал? Зачем такие сложности? Тем более, что на аукцион идут обычно мебель покупать.
– Я плачу! – раздался громкий голос из толпы. Он же был единственным. Размеренно ступая по ступенькам, на помост поднялся Верзила с косматой копной рыжих волос и густющей бородой. Одет он был небогато, но добротно: на фермера или мастера не походил совсем, скорее на торгаша или купца. Требуемую сумму человек заплатил, не моргнув глазом; бумаги подписывал торопливо, поясняя:
– Я мебель видел, за границей на неё желающие найдутся. Заказы эти с руками оторвут. Да я б готов и два срока заплатить, чтоб не ходить два раза – он сверкнул улыбкой.
Среди хоббитов наметилось волнение: до некоторых голов наконец дошло, что двухлетняя работа мебельного мастера оценивалась бы дороже в многие разы. Контракт был закреплён печатями и подписями свидетелей; Лягинс-старший послушно спустился с помоста, успев только шепнуть пару слов сыновьям на прощание. Разлука между ними предстояла долгой: заключивший сделку Верзила прописал в других бумагах, что забирает нового работника в свой дом на южной границе Шира.
Недоумённый гул в толпе усилился – кто-то несмело помянул, что «в Шире так не принято». Волнение усилилось, когда два следующих контракта с людьми Предводителя разлучили сыновей Лягинса, увозя далеко от родных мест. Старшего из братьев хозяин увозил в Северную Четь, младший Лягинс отправлялся на запад от Хоббитона. В мастерстве отцу сыновья, конечно, уступали, но мебельщиками и плотниками всё же считались отменными. Тем более наняты-то они были за гроши, даже по хоббичьим меркам.
Побледневший Хэл стоял, комкая руки и кусая губы.
– Вот тебе и оно! – прошептал он так тихо, что Фредди пришлось напрячь слух.
– Что?
– Порядки в Шире. Не понятно? Каким бы ни был долг Лягинса, вряд ли он его когда-то выплатит!.. До старости будет работать на чужих, как и сыновья его…
Тут его слова оборвал уже не просто гул – ропот множества голосов. На ведущей к помосту лестнице светлым росчерком мелькнуло платье совсем юной девушки.
Судья Нимсон будто врос в пол и громко поперхнулся на половине заготовленного слова, что за ним не припоминалось никогда. Девушка поднялась на помост. Неловко ступая по шатающимся доскам младшая дочь Лягинса заступила на место отца и братьев. Она перебирала пальцами передник и смотрела только в пол. Спустя одну долгую секунду Нимсон с гневным восклицанием смял и швырнул прочь договор, в котором дочь Лягинса рекомендовалась, как искусная резчица по дереву, швея, садовница и повариха. Он бросился к бочкоподобному Верзиле, потрясая руками, но был мгновенно оттёрт назад; на место председателя вышел человек. Опешивший на несколько секунд Хэл вдруг издал рык и бросился пробиваться к помосту, безжалостно расшвыривая всех локтями по пути. Это словно отрезвило Фредди. Он попытался вцепиться Хэлу в куртку, чтобы не потеряться в напирающей толпе. Ропот среди хоббитов перешёл в возмущённые выкрики, которые перекрыли два возгласа, прозвучавших почти одновременно:
– По вашему закону! – кричал председатель аукциона, потрясая в воздухе бумагами. – Нужны подписи судьи и мэра? Вот, глядите!
– Я плачу! – взвился писклявый женский голос, и позади из толпы вверх взметнулась тощая рука. Мгновенно наступила тишина; хоббиты принялись оборачиваться. Живое море подалось в стороны и расступилось, давая покупательнице дорогу. Дочь Лягинсов прижала ладони к щекам и вдруг расплакалась.
– Это тётка Лягинса, Летиция, – летели шепотки со всех сторон. – Старшая по материнской линии… Приехала в Хоббитон!
Опираясь на клюку, пожилая хоббитянка проследовала к помосту. В её другой руке, по-прежнему вскинутой вверх, был стиснут тканевой кашель. Толпа следила во все глаза за каждым движением. Пожалуй, такого кипения страстей Хоббитон не знал с памятного дня исчезновения сумасшедшего Бэггинса.
– Я оплачу! – повторила она непоколебимо. Желающих спорить не нашлось. Нимсон вздрогнул, будто очнулся от обморока, и завертелся, ища глазами выроненные из рук бумаги, однако новый председатель снова оттёр его за спину. Прозвучала цена. Толпа ахнула. Цена за девушку невесть почему значилась выше цены за договор её отца. Старуха и бровью не подняла, но тонкие губы сжались в линию.
Она вытряхнула содержимое кошелька на сухую ладонь. Ахнули те, кто стоял поблизости: все до одной монеты были золотыми. Кто-то вслух помянул сокровища старика Бильбо, хотя о тех сокровищах уже и думать-то давно забыли. Под градом взглядов Летиция отсчитала необходимую сумму. Отерев ладонью заплаканное лицо, девушка сбежала с помоста и бросилась к тётке.
Фредди, наконец, сумел пробиться к Хэлу и встал с ним рядом. Лицо Хэла уже выровнялось, гнев с него ушёл, а в глаза вернулось тепло – Хэл безотрывно смотрел на златокудрую девичью фигурку. Фредди улыбнулся.
– Не знаешь, как её зовут? – спросил он будто между прочим.
– Прим. То есть Примула Лягинс…
В этот момент раздался громкий окрик с той стороны, где стояла группа людей Предводителя. Вперёд выступил человек и вскинул вверх руку с туго набитым кошелём.
– Я готов поднять цену!
Фредди моргнул; плечи Хэла окаменели.
– Я перебью! – выкрикнула Летиция, вынимая из кошеля ещё одну монету.
Нисколько не смущаясь недовольных возгласов толпы, Верзила повысил цену – и немало! Теперь даже самые крикливые задиры смолкли, прикидывая: в конце концов, у них на глазах творилось что-то невероятное. За такие деньжищи и норку можно прикупить или домик справить! Летиция взялась за завязки кошеля, худые плечи её вздрагивали. Хэл стиснул кулаки. Казалось, ещё чуть-чуть и он бросится в драку. Старуха вцепилась в руку племянницы мёртвой хваткой, и стало ясно, что пальцы ей придётся разнимать насильно.
– Предложение? – осведомился председатель, выждав паузу. Но молотком взмахнуть он не успел: из толпы выступил хоббит.
– Да! Она поднимает цену! – громко сказал он. – Я одолжу!
Хоббиты вокруг вдруг начали суетиться, простукивать карманы на жилетах и трясти монетами. У Фредди защипало в глазах. Он глянул на председателя аукциона – и, кстати, вовремя, чтобы заметить промелькнувшее на его лице торжество.
– Достаточно? – выкрикнул кто-то из толпы, назвав собранную сумму. Все взгляды в тот момент – пронзительные, сердитые, тревожные, обратились к покупателю. Тот передёрнулся.
– Нет, если никто мне самому не одолжит… – сказал он, будто утратив всякий интерес к предмету спора. За его спиной зашушукались приятели.
– Довольно, – вдруг произнёс негромкий голос.
И наступила тишина.
Между рядами расступившейся толпы шла Ихиель. Никто из собратьев её не сопровождал. Оружия при себе она не имела. Она бесшумно ступала босыми ногами, не приминая ни травинки, словно была бесплотным видением. Серебристый плащ её был расстёгнут, капюшон свободно откинут на спину и любой мог взглянуть в юное прекрасное лицо эльфийской девы. На одно мгновение солнечные лучи вдруг обелили её простое светлое платье, и оно облеклось золотым светом, будто подсвечённое закатом облако.
В полнейшей тишине Ихиель прошла мимо толпы к помосту и, посмотрев на Летицию и Примулу, негромко сказала:
– Идите. Никто вас не задержит.
Женщины повиновались молча. Держась за руки, они едва ли не бегом поспешили уйти с луга. Никому и в голову не пришло их останавливать.
Ихиель оглядела замолкшую, неподвижную, внимающую толпу, потом обернулась к помосту и произнесла звонко и ясно:
– Я обращаюсь к тем, кто пришёл на эти мирные земли насаждать несправедливые порядки по чужому указу. Пусть на словах вам обещают покровительство и богатство, но эти слова на деле стоят дёшево. Я вижу это: власть того, кто сыпет пустыми обещаниями направо и налево, будет недолгой. Ей вскоре придёт конец, как и всем тем, кто распространял её волю в этих землях и сеял зло…
Фредди увидел, что на лицах многих людей Предводителя на один краткий миг проступили сомнения и нерешительность. Бродяги и ловцы удачи в большинстве своём были суеверными людьми, и хорошо знали об опасностях пророчеств.
– Недолго оставшееся время Эльфов на этих берегах, – вдруг ответил хрипловатый голос. На помосте неведомо откуда появился невысокий человек в одеждах чёрного цвета – Фредди так и не смог понять, откуда он там взялся: будто и впрямь прополз, как уж, через незаметную щель в полу. Лицо у незнакомца было нездорового серого цвета, а глаза глядели неприязненно и зло. По лицу Ихиель мелькнула заметная тень.
– Кто ты такой, я знаю, Грима Змееуст, – сказала она; услышав своё имя, незнакомец вздрогнул и будто уже хотел отпрянуть прочь, но остановился на половине шага. – Я знаю, и откуда ты пришёл. Но раз ты не в Ортханке, как предполагалось, а здесь, значит и твой господин где-то поблизости. Где он, Грима?
Грима скривил губы в неприязненной гримасе.
– Разве я обязан отвечать? Кого ты спрашиваешь, какого господина? Какое Эльфам вообще дело до здешних порядков? Эти земли Эльфам не принадлежат. Ступай своими дорогами и уплывай за своё Море.
Глаза Ихиель сверкнули, щёки опалил едва заметный румянец, а рука продвинулась к поясу, будто нащупывая отсутствующую рукоять меча. Но её хватило сил вернуть себе спокойствие.
– Ты волен утверждать, что угодно. Тогда на словах передай хозяину, что я знаю, зачем он сюда явился. За ним немало значится обещаний союзникам: Дунланду, Рохану, Гондору, и, конечно, Мордору. Откуда теперь он ждёт удара? И пусть не путается в ложных надеждах: этот удар его настигнет. И ещё напомни: эти земли всегда находились под защитой. Так это и останется впредь. Пусть знает: если он не остановится, возмездие его настигнет. Так лучше пусть сам выйдет ко мне.
Теперь Грима рассмеялся в голос.
– Говорят, вашему народу мудрости не занимать. Теперь я вижу, это сказки. Ты угрожаешь главе Шира от имени эльфийского народа? Неужели эльфы нарушат свои обеты и явятся сюда с мечами? Насаждать мир по своему суждению?
– Я не давала обещания за других, – быстро ответила Ихиель. – Я пришла сюда одна. Я буду ждать твоего хозяина вечером завтрашнего дня у развилки дорог на опушке леса, который в здешних краях зовётся Нейр. Скажи, что его зовёт Ихиель из Высоких Эльфов, дочь Лаирасула из Первого Дома! Передай это, и пусть он подумает над моими словами. И не вздумай смолчать, а не то он ни на шутку рассердится на тебя.
– Не так давно в Шир уже являлись чужаки, – зло заговорил Грима, обращаясь уже к своему окружению, а потом и к замершей в неподвижности толпе. – Не так давно хоббиты и люди Шира уже пострадали от подлого нападения бродяг с Севера! Но вижу, здесь и других незваных предостаточно! А ведь никто в Шире не назвал бы их своими добрыми друзьями! – он указал пальцем на Ихиель, точно обвиняя. Ихиель свистнула, резко и пронзительно, и в эту же секунду с присутствующих спала оторопь. Толпа зашевелилась, загудела, но прежде, чем хотя бы один из хоббитов двинулся с места, на поляну внёсся пегой масти конь без седла и уздечки; в мгновение ока Ихиель вскочила ему на спину и выкрикнула:
– Саруман! Я жду тебя на исходе завтрашнего дня у леса Нейр. Ты уже нажил немало врагов, так задумайся над моими словами и появись. Задумайтесь и вы – все те, к кому я сегодня обращалась.
Она почти невесомо коснулась ступнями лошадиных боков, и прежде, чем конь сорвался с места в галоп, Ихиель оглядела толпу. Фредди готов был поклясться, что на одно мгновение её взор остановился на его лице. Спустя мгновение она уже скрылась по другую сторону холма; летящий будто ветер конь уносил её к рощам. Хоббиты больше ничего не ждали и не медлили; не тратя время на пересуды, они торопливо собирались и расходились по домам едва ли не бегом. Никто не остановился поинтересоваться о судьбе нераспроданного имущества. Хоббиты спешили уйти с поляны в придавленном напряжённом молчании. Время для разговоров ещё придёт, а впечатлений в этот вечер достаточно для бесед на много-много дней вперёд.
Фредди торопился уйти не меньше остальных: тем более, что выхватил пару взглядов из толпы, которые с лишним интересом обратились к Хэлу. Хотя, возможно, эти взгляды задержало зрелище до безобразия раздутой щеки. Сам Хэл ничего не замечал, но уйти тоже торопился. Стараясь не терять друг друга из поля зрения, они добрались до узенького переулка, куда и свернули, чтобы избежать общего столпотворения, тем более, что количество телег вызвало на главной улице затор.
– Лес Нейр – значит, нам туда, – проговаривал Хэл раз за разом, будто убеждая. Фредди и не собирался спорить: те же мысли вертелись и в его голове. Но он добавил:
– Это совсем в другую сторону от лагеря. Сегодня не вернёмся.
– Сегодня не вернёмся, – отозвался Хэл.
– Ага, – невпопад пробормотал Фредди. – Я бы сказал туда лиг десять, не меньше.
– Шагать быстренько и без ночёвок.
Оба переглянулись, ничего не добавляя вслух, и одновременно зашагали по тропинке навстречу закату. Это направление теперь казалось единственно верным.
«Вот и моё Приключение», – подумал Фредди. Сердце горячо стучало в груди.
– Ну вот и разузнали кое-чего, – проговорил Хэл, когда они не особо торопливо плелись обратно вдоль чужих заборов. – Как и хотели. И что дальше?
Фредди пожал плечами. Небо окуталось ранним вечерним светом, при котором смягчились яркие краски весеннего убранства. Пора полдника давно прошла, время близилось к ужину; оба хоббита устали и изрядно проголодались. Они тащились по пыльной дороге, не имея ни малейшего понятия о том, что предпринять дальше. Выхода было два: вернуться к лагерю, скорее всего глубоко за полночь, или искать приют в окрестностях Хоббитона.
– Как думаешь, который сейчас час? – спросил Хэл.
– Понятия не имею. А зачем тебе?
– Ронни упомянул какой-то комендантский час, – Хэл поглядел на небо, будто надеясь прочитать в нём ответ. – Но толком не сказал, когда он наступает.
– Торговля ещё идёт, – без выражения заметил Фредди.
Мимо хоббитов быстро проехала тележка; пони управляла супружеская пара, сидевшая на козелках, сама тележка была гружена распроданным задарма добром. Другие хоббиты наоборот ещё только спешили на поляну, на ходу развязывая и завязывая кошельки и пересчитывая монеты.
Хэл вдруг остановился как вкопанный и обернулся вслед пробегавшим.
– Ты что? – спросил Фредди.
– Они про Лягинсов сказали. Их имущество распродают. Про штраф упомянули. Я должен глянуть, а ты лучше не ходи…
– С ума сошёл? – Фредди уже сбился со счёта, в который раз он вот так бежал вдогонку за своим сумасбродным приятелем. Хэл не ответил; не замедляя шаг, сорвал с шеи платок и перетянул себе челюсть, точно у него болели зубы, под сам платок запихал горсть сорванных на ходу листьев, будто приложенный к щеке компресс. Широкополую шляпу Хэл надвинул ниже на глаза. Едва поспевая следом, Фредди суматошно натянул на лоб платок и принялся наглаживать волосы на щёки. К его счастью за три месяца скитаний по холмам чёлка отросла почти до подбородка, но по мнению Фредди выглядела откровенно безобразно.
– Ну и что – Лягинс? – выкрикнул он, поравнявшись с Хэлом. – Что с того-то? Ты с ним знаком?
– Ты не понимаешь, – отмахнулся Хэл. На его лице замерло непривычное Фредди выражение, в котором одновременно сочетались злость решимость, отчаянность и что-то ещё, незнакомое. – Он же лучший краснодеревщик в округе! Да за его мебелью со всего Шира приезжали! Даже Гномы признавали его как мастера, а такое от них когда ещё услышишь! Я один раз был у него в доме – красота! Каждую вещицу он своими руками смастерил и сыновей мастерству учил. Меня вот тоже пытался учить. И что, все его вещи теперь с молотка пустят? Он же сам всё сделал! А как в долги попал? И дом, и земля, всё у Лягинсов было собственное!
Фредди хотел сказать, что с некоторых пор в Шире справедливости днём с лампой не отыщешь, но не стал подливать масла в огонь. Взгляд Хэла ему не нравился. Они быстро вышли к лугу и выбрали одну из тропинок. Фредди осторожно огляделся из-под нависшей чёлки и украдкой перевёл дух, убедившись, что до них с Хэлом никому нет дела. Одни хоббиты с завидной целеустремлённостью спешили к поляне, волоча пустые тачки и тележки, другие, уже нагруженные покупками, пыхтя и отдуваясь, плелись навстречу. И те и эти были слишком заняты, чтобы глазеть по сторонам и любоваться лицами встречных оборванцев. К самому шатру Хэл и Фредди пробиться не сумели, но в этом и не было необходимости: посреди поляны был наспех сколочен широкий помост. У края помоста стоял седовласый хоббит в парадных бриджах, рубашке и расшитом жилете, с деревянным молоточком в руке. Фредди узнал судью Нимсона, и не очень удивился: судью частенько звали заправлять продажами на больших аукционах, и тот этим немало гордился. Однако сегодня Нимсон изнывал от жары, пот тёк с его головы ручьями, что вынуждало судью ежеминутно промакивать блестящий лоб платочком, а его лицо изображало лишь страдание и раздражение. У дальнего края помоста стояли несколько хоббитов и Верзил. Хэл чувствительно ткнул Фредди в бок локтём и указал на немолодого хоббита – тот был просто одет, стоял, безвольно опустив руки и потупившись в пол. Это был старший Лягинс. Два хоббита помоложе – его сыновья – взгляд не опускали, наоборот, глядели с помоста гневно и с вызовом.
– Резное кресло, – зачитал с бумаги судья Нимсон. – Спинка с бархатной обивкой. Подставочка для ног…
– Ну и что дальше? – шепнул Фредди спустя некоторое время, в течение которого были распроданы кухонный шкафчик, прикроватная тумбочка и столик для писем. Он с самого начала не очень хорошо понимал, чего ради Хэл притащил их сюда, но решил терпеливо подождать, пока приятель поостынет. – Мы ничего не сделаем, и уж точно ничем не поможем…
Хэл кривил губы, хмурился и переминался с ноги на ногу. Всё это только усиливало подозрения Фредди.
– Я… думал, может получится с ним парой слов перекинуться…
– Вряд ли, – сказал Фредди, и тут ему в голову пришла мысль: – Если тюрьма сгорела, где, думаешь, теперь содержат должников или недовольных?
Хэл по любимой привычке передёрнул плечами.
– В бараках запирают? – но тут же взгляд его просветлел. – А, может быть, и впрямь удаться…
– Опять?
Пока хоббиты вполголоса перепирались, в торговле, очевидно, наступила какая-то замешка. Время тянулось, и в толпе постепенно стал нарождаться нетерпеливый гул. По задней лестнице на помост взошёл человек, мало того, что высокий, но и безобразно толстый – доски скрипели и прогибались под его тяжёлыми шагами. Со своего места Фредди мог разглядеть только его широченную спину и безволосый затылок. Верзила что-то выговаривал судье. Тот отвечал, не понижая голос и, со стороны было заметно, не особенно любезно. Препирательство длилось недолго; косо взглянув на безучастного старшего Лягинса, Нимсон, заметно колеблясь, объявил:
– Следующим лотом выставляется рабочий контракт мастера Лягинса-старшего. Сумма по контракту вносится покупателем единовременно, незамедлительно и сразу поступает в счёт покрытия долга семейства. Срок контракта непрерывен, неразрывен, составляет ровно два года с этого числа.
Среди хоббитов разом повисло недоумённое молчание. В почти полной тишине была громко озвучены сумма и пункты контракта, вызвавшие ещё большее недоумение. Например, пункт «о содержании» гласил, что из-за большого штрафа и долга Лягинса перед властями Шира на покупателя ложились обязательства по содержанию работника и ограничению его свободы. Хоббиты непонимающе обменивались взглядами и пожимали плечами. Сезонный договор по найму рабочего это куда не шло. Но два года содержать кого-то за свой счёт, кормить, поить, следить, чтобы не сбежал? Зачем такие сложности? Тем более, что на аукцион идут обычно мебель покупать.
– Я плачу! – раздался громкий голос из толпы. Он же был единственным. Размеренно ступая по ступенькам, на помост поднялся Верзила с косматой копной рыжих волос и густющей бородой. Одет он был небогато, но добротно: на фермера или мастера не походил совсем, скорее на торгаша или купца. Требуемую сумму человек заплатил, не моргнув глазом; бумаги подписывал торопливо, поясняя:
– Я мебель видел, за границей на неё желающие найдутся. Заказы эти с руками оторвут. Да я б готов и два срока заплатить, чтоб не ходить два раза – он сверкнул улыбкой.
Среди хоббитов наметилось волнение: до некоторых голов наконец дошло, что двухлетняя работа мебельного мастера оценивалась бы дороже в многие разы. Контракт был закреплён печатями и подписями свидетелей; Лягинс-старший послушно спустился с помоста, успев только шепнуть пару слов сыновьям на прощание. Разлука между ними предстояла долгой: заключивший сделку Верзила прописал в других бумагах, что забирает нового работника в свой дом на южной границе Шира.
Недоумённый гул в толпе усилился – кто-то несмело помянул, что «в Шире так не принято». Волнение усилилось, когда два следующих контракта с людьми Предводителя разлучили сыновей Лягинса, увозя далеко от родных мест. Старшего из братьев хозяин увозил в Северную Четь, младший Лягинс отправлялся на запад от Хоббитона. В мастерстве отцу сыновья, конечно, уступали, но мебельщиками и плотниками всё же считались отменными. Тем более наняты-то они были за гроши, даже по хоббичьим меркам.
Побледневший Хэл стоял, комкая руки и кусая губы.
– Вот тебе и оно! – прошептал он так тихо, что Фредди пришлось напрячь слух.
– Что?
– Порядки в Шире. Не понятно? Каким бы ни был долг Лягинса, вряд ли он его когда-то выплатит!.. До старости будет работать на чужих, как и сыновья его…
Тут его слова оборвал уже не просто гул – ропот множества голосов. На ведущей к помосту лестнице светлым росчерком мелькнуло платье совсем юной девушки.
Судья Нимсон будто врос в пол и громко поперхнулся на половине заготовленного слова, что за ним не припоминалось никогда. Девушка поднялась на помост. Неловко ступая по шатающимся доскам младшая дочь Лягинса заступила на место отца и братьев. Она перебирала пальцами передник и смотрела только в пол. Спустя одну долгую секунду Нимсон с гневным восклицанием смял и швырнул прочь договор, в котором дочь Лягинса рекомендовалась, как искусная резчица по дереву, швея, садовница и повариха. Он бросился к бочкоподобному Верзиле, потрясая руками, но был мгновенно оттёрт назад; на место председателя вышел человек. Опешивший на несколько секунд Хэл вдруг издал рык и бросился пробиваться к помосту, безжалостно расшвыривая всех локтями по пути. Это словно отрезвило Фредди. Он попытался вцепиться Хэлу в куртку, чтобы не потеряться в напирающей толпе. Ропот среди хоббитов перешёл в возмущённые выкрики, которые перекрыли два возгласа, прозвучавших почти одновременно:
– По вашему закону! – кричал председатель аукциона, потрясая в воздухе бумагами. – Нужны подписи судьи и мэра? Вот, глядите!
– Я плачу! – взвился писклявый женский голос, и позади из толпы вверх взметнулась тощая рука. Мгновенно наступила тишина; хоббиты принялись оборачиваться. Живое море подалось в стороны и расступилось, давая покупательнице дорогу. Дочь Лягинсов прижала ладони к щекам и вдруг расплакалась.
– Это тётка Лягинса, Летиция, – летели шепотки со всех сторон. – Старшая по материнской линии… Приехала в Хоббитон!
Опираясь на клюку, пожилая хоббитянка проследовала к помосту. В её другой руке, по-прежнему вскинутой вверх, был стиснут тканевой кашель. Толпа следила во все глаза за каждым движением. Пожалуй, такого кипения страстей Хоббитон не знал с памятного дня исчезновения сумасшедшего Бэггинса.
– Я оплачу! – повторила она непоколебимо. Желающих спорить не нашлось. Нимсон вздрогнул, будто очнулся от обморока, и завертелся, ища глазами выроненные из рук бумаги, однако новый председатель снова оттёр его за спину. Прозвучала цена. Толпа ахнула. Цена за девушку невесть почему значилась выше цены за договор её отца. Старуха и бровью не подняла, но тонкие губы сжались в линию.
Она вытряхнула содержимое кошелька на сухую ладонь. Ахнули те, кто стоял поблизости: все до одной монеты были золотыми. Кто-то вслух помянул сокровища старика Бильбо, хотя о тех сокровищах уже и думать-то давно забыли. Под градом взглядов Летиция отсчитала необходимую сумму. Отерев ладонью заплаканное лицо, девушка сбежала с помоста и бросилась к тётке.
Фредди, наконец, сумел пробиться к Хэлу и встал с ним рядом. Лицо Хэла уже выровнялось, гнев с него ушёл, а в глаза вернулось тепло – Хэл безотрывно смотрел на златокудрую девичью фигурку. Фредди улыбнулся.
– Не знаешь, как её зовут? – спросил он будто между прочим.
– Прим. То есть Примула Лягинс…
В этот момент раздался громкий окрик с той стороны, где стояла группа людей Предводителя. Вперёд выступил человек и вскинул вверх руку с туго набитым кошелём.
– Я готов поднять цену!
Фредди моргнул; плечи Хэла окаменели.
– Я перебью! – выкрикнула Летиция, вынимая из кошеля ещё одну монету.
Нисколько не смущаясь недовольных возгласов толпы, Верзила повысил цену – и немало! Теперь даже самые крикливые задиры смолкли, прикидывая: в конце концов, у них на глазах творилось что-то невероятное. За такие деньжищи и норку можно прикупить или домик справить! Летиция взялась за завязки кошеля, худые плечи её вздрагивали. Хэл стиснул кулаки. Казалось, ещё чуть-чуть и он бросится в драку. Старуха вцепилась в руку племянницы мёртвой хваткой, и стало ясно, что пальцы ей придётся разнимать насильно.
– Предложение? – осведомился председатель, выждав паузу. Но молотком взмахнуть он не успел: из толпы выступил хоббит.
– Да! Она поднимает цену! – громко сказал он. – Я одолжу!
Хоббиты вокруг вдруг начали суетиться, простукивать карманы на жилетах и трясти монетами. У Фредди защипало в глазах. Он глянул на председателя аукциона – и, кстати, вовремя, чтобы заметить промелькнувшее на его лице торжество.
– Достаточно? – выкрикнул кто-то из толпы, назвав собранную сумму. Все взгляды в тот момент – пронзительные, сердитые, тревожные, обратились к покупателю. Тот передёрнулся.
– Нет, если никто мне самому не одолжит… – сказал он, будто утратив всякий интерес к предмету спора. За его спиной зашушукались приятели.
– Довольно, – вдруг произнёс негромкий голос.
И наступила тишина.
Ещё не понимая до конца, что происходит, Фредди обернулся, почти выворачивая при этом шею. И не он один – обернулись все и одномоментно. Фредди готов был спорить, что все-все, включая самых закостенелых в мнениях, вспомнили в этот миг сказки старика Бильбо, которым мало кто и верил в Хоббитоне.
Между рядами расступившейся толпы шла Ихиель. Никто из собратьев её не сопровождал. Оружия при себе она не имела. Она бесшумно ступала босыми ногами, не приминая ни травинки, словно была бесплотным видением. Серебристый плащ её был расстёгнут, капюшон свободно откинут на спину и любой мог взглянуть в юное прекрасное лицо эльфийской девы. На одно мгновение солнечные лучи вдруг обелили её простое светлое платье, и оно облеклось золотым светом, будто подсвечённое закатом облако.
В полнейшей тишине Ихиель прошла мимо толпы к помосту и, посмотрев на Летицию и Примулу, негромко сказала:
– Идите. Никто вас не задержит.
Женщины повиновались молча. Держась за руки, они едва ли не бегом поспешили уйти с луга. Никому и в голову не пришло их останавливать.
Ихиель оглядела замолкшую, неподвижную, внимающую толпу, потом обернулась к помосту и произнесла звонко и ясно:
– Я обращаюсь к тем, кто пришёл на эти мирные земли насаждать несправедливые порядки по чужому указу. Пусть на словах вам обещают покровительство и богатство, но эти слова на деле стоят дёшево. Я вижу это: власть того, кто сыпет пустыми обещаниями направо и налево, будет недолгой. Ей вскоре придёт конец, как и всем тем, кто распространял её волю в этих землях и сеял зло…
Фредди увидел, что на лицах многих людей Предводителя на один краткий миг проступили сомнения и нерешительность. Бродяги и ловцы удачи в большинстве своём были суеверными людьми, и хорошо знали об опасностях пророчеств.
– Недолго оставшееся время Эльфов на этих берегах, – вдруг ответил хрипловатый голос. На помосте неведомо откуда появился невысокий человек в одеждах чёрного цвета – Фредди так и не смог понять, откуда он там взялся: будто и впрямь прополз, как уж, через незаметную щель в полу. Лицо у незнакомца было нездорового серого цвета, а глаза глядели неприязненно и зло. По лицу Ихиель мелькнула заметная тень.
– Кто ты такой, я знаю, Грима Змееуст, – сказала она; услышав своё имя, незнакомец вздрогнул и будто уже хотел отпрянуть прочь, но остановился на половине шага. – Я знаю, и откуда ты пришёл. Но раз ты не в Ортханке, как предполагалось, а здесь, значит и твой господин где-то поблизости. Где он, Грима?
Грима скривил губы в неприязненной гримасе.
– Разве я обязан отвечать? Кого ты спрашиваешь, какого господина? Какое Эльфам вообще дело до здешних порядков? Эти земли Эльфам не принадлежат. Ступай своими дорогами и уплывай за своё Море.
Глаза Ихиель сверкнули, щёки опалил едва заметный румянец, а рука продвинулась к поясу, будто нащупывая отсутствующую рукоять меча. Но её хватило сил вернуть себе спокойствие.
– Ты волен утверждать, что угодно. Тогда на словах передай хозяину, что я знаю, зачем он сюда явился. За ним немало значится обещаний союзникам: Дунланду, Рохану, Гондору, и, конечно, Мордору. Откуда теперь он ждёт удара? И пусть не путается в ложных надеждах: этот удар его настигнет. И ещё напомни: эти земли всегда находились под защитой. Так это и останется впредь. Пусть знает: если он не остановится, возмездие его настигнет. Так лучше пусть сам выйдет ко мне.
Теперь Грима рассмеялся в голос.
– Говорят, вашему народу мудрости не занимать. Теперь я вижу, это сказки. Ты угрожаешь главе Шира от имени эльфийского народа? Неужели эльфы нарушат свои обеты и явятся сюда с мечами? Насаждать мир по своему суждению?
– Я не давала обещания за других, – быстро ответила Ихиель. – Я пришла сюда одна. Я буду ждать твоего хозяина вечером завтрашнего дня у развилки дорог на опушке леса, который в здешних краях зовётся Нейр. Скажи, что его зовёт Ихиель из Высоких Эльфов, дочь Лаирасула из Первого Дома! Передай это, и пусть он подумает над моими словами. И не вздумай смолчать, а не то он ни на шутку рассердится на тебя.
– Не так давно в Шир уже являлись чужаки, – зло заговорил Грима, обращаясь уже к своему окружению, а потом и к замершей в неподвижности толпе. – Не так давно хоббиты и люди Шира уже пострадали от подлого нападения бродяг с Севера! Но вижу, здесь и других незваных предостаточно! А ведь никто в Шире не назвал бы их своими добрыми друзьями! – он указал пальцем на Ихиель, точно обвиняя. Ихиель свистнула, резко и пронзительно, и в эту же секунду с присутствующих спала оторопь. Толпа зашевелилась, загудела, но прежде, чем хотя бы один из хоббитов двинулся с места, на поляну внёсся пегой масти конь без седла и уздечки; в мгновение ока Ихиель вскочила ему на спину и выкрикнула:
– Саруман! Я жду тебя на исходе завтрашнего дня у леса Нейр. Ты уже нажил немало врагов, так задумайся над моими словами и появись. Задумайтесь и вы – все те, к кому я сегодня обращалась.
Она почти невесомо коснулась ступнями лошадиных боков, и прежде, чем конь сорвался с места в галоп, Ихиель оглядела толпу. Фредди готов был поклясться, что на одно мгновение её взор остановился на его лице. Спустя мгновение она уже скрылась по другую сторону холма; летящий будто ветер конь уносил её к рощам. Хоббиты больше ничего не ждали и не медлили; не тратя время на пересуды, они торопливо собирались и расходились по домам едва ли не бегом. Никто не остановился поинтересоваться о судьбе нераспроданного имущества. Хоббиты спешили уйти с поляны в придавленном напряжённом молчании. Время для разговоров ещё придёт, а впечатлений в этот вечер достаточно для бесед на много-много дней вперёд.
Фредди торопился уйти не меньше остальных: тем более, что выхватил пару взглядов из толпы, которые с лишним интересом обратились к Хэлу. Хотя, возможно, эти взгляды задержало зрелище до безобразия раздутой щеки. Сам Хэл ничего не замечал, но уйти тоже торопился. Стараясь не терять друг друга из поля зрения, они добрались до узенького переулка, куда и свернули, чтобы избежать общего столпотворения, тем более, что количество телег вызвало на главной улице затор.
– Лес Нейр – значит, нам туда, – проговаривал Хэл раз за разом, будто убеждая. Фредди и не собирался спорить: те же мысли вертелись и в его голове. Но он добавил:
– Это совсем в другую сторону от лагеря. Сегодня не вернёмся.
– Сегодня не вернёмся, – отозвался Хэл.
– Ага, – невпопад пробормотал Фредди. – Я бы сказал туда лиг десять, не меньше.
– Шагать быстренько и без ночёвок.
Оба переглянулись, ничего не добавляя вслух, и одновременно зашагали по тропинке навстречу закату. Это направление теперь казалось единственно верным.
«Вот и моё Приключение», – подумал Фредди. Сердце горячо стучало в груди.
@темы: Самый тёмный час, О тварчестве, Кольца, Хоббиты, Сильмариллы, Средиземское, Фанфики